Впервые эта книга вышла в 1997 году и сразу же получила Пулитцеровскую премию. За ней последовала премия «Авентис» – за лучшую научно-популярную книгу года. Восторженную рецензию на «Ружья, микробы и сталь» написал Билл Гейтс, чьи интересы обычно не распространяются на антропологию, биологию и географию. А ведь, казалось бы, Джаред Даймонд написал о том, что и так всем известно, – все люди равны, не бывает глупых и умных народов, наций-пассионариев и низших рас. Но книга Даймонда аргументирует эту истину строго научно, да еще и объясняет, почему же одни страны сегодня живут в мире высоких технологий, а в других совсем недавно кончился каменный век.
Дело в том, что 13 000 лет назад нашим первобытным предкам, родившимся в Евразии, несказанно повезло. А вот чужим предкам, родившимся на других континентах, подфартило гораздо меньше. Ведь цивилизация начинается с перехода от кочевой жизни охотников и собирателей к оседлой жизни земледельцев. Большинство современных сельскохозяйственных культур, самые важные из которых – злаковые, зародилось в Средиземноморской зоне Западной Евразии. Джаред Даймонд называет эту зону Плодородным Полумесяцем. Разумеется, идея о том, что вкусные колоски можно не собирать, а посадить в одном месте и спокойно дожидаться урожая, пришла не вдруг. Все происходило естественно и постепенно, за несколько поколений. В Малой Азии, например, дикая пшеница была так плодородна, что целые племена оседали рядом с ее зарослями, то есть переставали быть кочевниками еще до того, как стали земледельцами.
Первыми «культурными» растениями стали ячмень и пшеница-двузернянка, которые в то время нигде, кроме Плодородного Полумесяца, не росли.
Что же выделяло ячмень и пшеницу-двузернянку на фоне других съедобных видов?.. Были ли древние земледельцы <…> ботаническими профанами, не ведавшими, что творят, или ячмень и двузернянка действительно являлись наилучшим выбором из местных диких злаков?
На других континентах таких прекрасных злаковых не было. Единственным съедобным злаком древней Мезоамерики был предок кукурузы – теосинте, чахлое растеньице с крошечными початками, с трудом поддающееся селекции. Ячмень и пшеница приняли свой теперешний вид за несколько столетий, а древним мексиканцам пришлось трудиться не одну тысячу лет, чтобы получить из теосинте нечто, напоминающее знакомую нам кукурузу.
Зародившись в одном месте – на Плодородном Полумесяце, – земледелие и новые агрокультуры семимильными шагами пошли по всей Евразии. В других частях света очаги земледелия если и появлялись, то оставались строго локальными. Произошло это потому, что Евразия ориентирована с Востока на Запад, а все прочие континенты – с Севера на Юг. Иначе говоря, в Евразии климатические перепады между отдельными зонами гораздо менее существенны, и растения могут к ним приспособиться.
То же самое с животноводством. Далеко не всех животных можно приручить. Чтобы жить рядом с человеком, они должны быть не агрессивными и хорошо размножаться в неволе. А чтобы пригодиться в хозяйстве, им полагается и есть не слишком много, и расти быстро. Какой, например, смысл одомашнивать слона, который растет 15 лет? Конечно, в Индии слоны в хозяйстве еще как используются. Но все они изначально дикие, и приручают их уже взрослыми. А слонов домашних в том же смысле, что овцы и коровы, не бывает.
Итак, для одомашнивания максимально подходят всего пять видов животных: овцы, козы, свиньи, коровы и лошади. В древности все они водились только в Евразии. Существуют и другие копытные, которых удалось приучить, но опять же – не «евразиец» среди них только южно-американская лама-альпака. А в Австралии и Океании не только полезные копытные, но и вообще все потенциально пригодные для одомашнивания животные вымерли еще в плейстоцене.
Приручив животных, человек получил не только молоко и мясо, но и еще один важный подарок – вирусы. Конечно, сначала ничего хорошего от всех этих эпидемий чумы и холеры не было. Но в процессе естественного отбора в Европе и Азии формировались поколения, обладающие иммунитетом ко всевозможной заразе. А на других материках такого иммунитета ни у кого не было и быть не могло. Потому так легко оказалось 168-ми конкистадорам Писарро покорить государство инков с их восьмидесятитысячной армией: им помогла оспа, завезенная из Испании, и лошади, которых индейцы никогда не видели.
Животноводство и земледелие приводят к тому, что у людей появляются излишки продовольствия. Появляются слои общества, занятые исключительно интеллектуальным трудом или управлением. Постепенно формируется государство.
И снова жителям Евразии повезло: у них были ружья и сталь. То есть – изобретения. Но ведь евразийцы были не первые? Китайцы придумали фарфор и порох, арабы впервые использовали продукты перегонки нефти для бомбардировки вражеских городов и проложили первые железные дороги — может быть, эти народы и вправду изобретательнее эскимосов, до сих пор ездящих на оленьих упряжках, или бушменов с их каменными орудиями?
Джаред Даймонд отрицает это категорически и аргументировано. «Необходимость – мать изобретения», – говорит он. Странно изобретать дымоход, живя в пальмовой хижине. И даже те инновации, что уже появились, обретают дальнейшую жизнь, только если общество в них нуждается. Первая «печатная машинка», выбивающая буквы на глине, появилась за 1 700 лет до нашей эры. Но мы даже не знаем, как она выглядела. Сохранился только один глиняный диск, оформленный с ее помощью. На Крите, как и в большинстве древнейших цивилизаций, письменность носила сакральный характер, и большие «тиражи» были никому не нужны.
Кроме того, не всегда существуют условия, позволяющие изобретению работать эффективно. Появление колеса стало для древних людей неоценимым благом, настоящей научной революцией. Но колесо с осью изобрели не только в Евразии, но и в древней Мексике. Вот только там его использовали как детскую игрушку – ведь, как мы помним, ни лошадей, ни других тягловых животных у инков не было.
Для того чтобы воспринимать и осваивать чужие изобретения, общество должно быть территориально открытым.
Тасманийцы не имели контактов с другими обществами на протяжении десяти тысяч лет и не освоили ни одной технологии, кроме тех, которые изобрели сами. К австралийцам и новогвинейцам, отделенным от материковой Азии цепью индонезийских островов, внешние инновации почти не проникали. Самым широким доступом к чужим изобретениям обладали общества, населявшие крупные континенты. В этих обществах технологии развивались наиболее стремительно, поскольку люди могли позволить себе аккумулировать не только собственные, но и заимствованные инновации. Например, средневековая исламская цивилизация, расположенная в центре Евразии, перенимала технологии Индии и Китая и была наследницей античной греческой учености.
Значит, и здесь ключевую роль играет география, то есть чистое везение, а вовсе не мифическое интеллектуальное превосходство одних народов над другими.
Джаред Даймонд – био-географ, антрополог и орнитолог – безусловный последователь Чарльза Дарвина в том, что касается естественного отбора. И отчасти последователь Карла Маркса — в том, что касается теории «базиса» и «надстройки», то есть возникновения общества и государства только при наличии необходимой материальной базы. Но тринадцать тысяч лет истории человечества Даймонд рассматривает под совершенно новым углом. Расисты всегда апеллировали к биологии и географии, чтобы доказать свои чудовищные идеи, а Джаред Даймонд при помощи тех же самых наук несокрушимо их опровергает.
И другие полезные знания:
Почему евреи – это модно
Что такое нанонауки
Кто изобрел велосипед
