Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Хренатели
Оксана Рахленко  •  9 февраля 2015 года
Что было бы, если бы главной песней девяностых была не «Мы ждем перемен!», а нежная «Жить легко» Паперного? Если бы милиционеры были добрыми, бандиты — честными, и только экстрасенсы портили жизнь хорошим советским людям? Альтернативные девяностые, ласковые и полные совсем других — а вовсе не тех, жадных и голодных, — надежд, задают зрителям сериала «Чудотворец» самый острый вопрос последнего времени: неужели все и правда могло пойти по-другому? Но как?

Чудотворец
Режиссер: Дмитрий Константинов
В ролях: Филипп Янковский, Федор Бондарчук, Оксана Фандера, Евгений Антропов, Аглая Шиловская, Всеволод Шиловский, Галина Польских

Сериал «Чудотворец» вряд ли станет новой «Оттепелью»: каждые новогодние праздники его, пожалуй, повторять не будут, мрачноват. Да и петь хором старые песни из «Чудотворца» неудобно. Но это лучший российский сериал 2014 года, как «Оттепель» стала лучшим российским сериалом-2013. В «Оттепели» пела ностальгия по несбывшимся, невозможным, слишком ярким и бесшабашным шестидесятым. В «Чудотворце» бормочет история конца 80-х — тоже невозможных, придуманных, невозвратимых. Режиссер «Чудотворца» Дмитрий Константинов, кстати, один из сценаристов «Оттепели».

«Чудотворец» — история двух экстрасенсов, которые в конце восьмидесятых, на останках социализма, по-бандитски воюют друг с другом — то ли из-за денег, то ли из-за любви к женщине. Время, точнее, безвременье, выбрано идеально. Кухни 80-х — с алюминиевыми кастрюлями и чугунными сковородками, мытыми-перемытыми пакетами и, конечно, с «заряженной» водой в стеклянных банках — были серыми, липкими и счастливыми. Чистящие средства девяностых уже подоспели, но еще не развернулись в полную силу. Речь уже шла о больших деньгах, больших бандитах и большом обмане, но и у бандитов, и у обманщиков еще оставались какие-то принципы. Персонажи сериала говорят друг другу, что «утюг на животе и спица в ухе — это не коммерция». Недолго им так думать.

В этом межвременье есть своя притягательность, к тому же, будем честны, то, что происходит в России сейчас, напоминает о рубеже 90-х больше, чем о любой другой эпохе.

88 год. Башлачев выходит из окна, на премьере фильма «АССА» фанаты берут приступом ДК МЭЛЗ, потому что там выступает «Аквариум», Арбат торгует самодельными значками с портретами Цоя (он жив, жив еще), клепаными ошейниками и кассетами с записями рок-групп. Скоро выйдет «Шестой лесничий» Кинчева и «Алисы», будет шептать из каждой дыры. Общество «Память» еще кажется главной угрозой. Дипломатические отношения между СССР (он жив, еще жив) и Израилем пока не восстановлены, но многие уже задумываются, не уехать ли. Через год начнутся ульпаны и массовый исход. Рынок — это пока еще просто рынок, чрево Парижска, а не государственный строй. Алан Чумак еще пишется без удвоенной «л», заряжает по телевизору воду. Его фотографиями ходячие больные обмахивают лежачих в ЦКБ, вдруг поможет. Джуна уже не в моде. По телевизору показывают онкологическую операцию с обезболиванием «внушением по телемосту Москва–Киев». Обезболивает и внушает Кашпировский. В 1989-м все покатится быстрее. В «Известиях» появится первая коммерческая реклама. В соцстранах сменится власть, на площади Тяньаньмэнь расстреляют студентов, СССР начнет неудержимо распадаться, рухнет Берлинская стена. Кашпировский проведет первый сеанс по центральному телевидению. Транс, в который он вводит публику, скоро станет приметой времени. Публика тех лет, как и нынешняя, входит в транс с легкостью, было бы кому прикрикнуть.

В общем, время надежд. Время наступающего голода, передела мира и желания чуда. Главные герои «Чудотворца» — два экстрасенса, их дар когда-то изучали в лаборатории НИИ, но только один из них, Николай Арбенин, действительно мог двигать предметы и угадывать мысли, а у второго ничего не получалось — по крайней мере на публике. Теперь второй — Виктор Ставицкий — дает сеансы исцеления, а первый торгует на рынке чем придется. «Энергия созидания, энергия совершенства», — бормочет телевизор голосом Ставицкого, пока Арбенин клепает панковские кожаные ошейники с шипами («Ливерпульская ковка», — объясняет он, торгуя этими ошейниками на рынке).

В этом сериале много «ливерпульской ковки». В «Чудотворце» есть поразительный эпизод: Виктор Ставицкий, квадратный человек с бандитским взглядом, чуть не совершает убийство. Он силой мысли заставляет рваться веревку, на которой прямо над сценой висит тяжеленный сундук. Если сундук упадет, то Николай Арбенин превратится в мокрое место. В последний момент Ставицкий останавливается, отводит взгляд. А потом в изнеможении снимает парик — он совершенно лыс. Этот макабрический эпизод гениально описывает весь морок времени. Ставицкий с челочкой — это, конечно, намек на Кашпировского; Ставицкий в парике — это просто Федя Бондарчук. Вы верите обманщику. Вы рады верить обманщику.

Во время выступлений Ставицкий действительно работает только с «подсадками», почти все, кто изучал его способности, считают его жуликом, да у него даже имя ненастоящее: на сцене он — Виктор («победитель»), а на самом деле — Слава. Победа важнее славы. У героя все ненастоящее: имя, волосы, любовь. Можно даже подумать, что у Ставицкого нет никакого экстрасенсорного дара, он обычный жулик с сильными помощниками и отличными пиар-способностями. Но веревка-то рвется.
Сначала Ставицкий кажется воплощением зла, а Арбенин — насквозь положительным, чуть ли не блаженным. Противопоставление Бондарчук — Янковский слегка нарочито: сын против сына, мачо против интеллигента, сытость против изможденности, автор «Сталинграда» против автора «Статского советника». Ставицкий — хам-самоучка, когда-то решивший стать крутым, Арбенин — вынужденный маг, все видел, все попробовал, теперь хочет сидеть тихо и не высовываться. Всем помогает, даже бандитам, всех спасает, даже тех, кого не надо спасать, всем верит, совсем не хочет работать на публику, даже ради того, чтобы его заметили. Он и работать-то соглашается лишь потому, что его глупый младший брат задолжал нехорошим людям и продолжает делать глупости.

Арбенин-младший — неудачливый бизнесмен, картежник, учился в театральном. Когда он приходит к бывшему однокурснику на репетицию спектакля «Твербуль», тот спрашивает: «Ну куда ты пропал-то, почему ты не на сцене, ты ведь такие надежды подавал».

Надежды, надежды. Веры. Любови. «Чудотворец» — сказка о надеждах, верах и любовях. О том, как одни люди и страны «подавали такие надежды» и из них ничего не получилось. А другие не подавали, но у них все почему-то в порядке. И еще о том, как кто-то кого-то любит, а потом вдруг раз! — и рядом чужой человек. Потому что сняли внушение. Или, наоборот, кто-то кого-то не любит, а потом раз! — приворожили, и все изменилось. И о том, что есть любовь, которая сильнее ворожбы.

С верой сложнее. Верой, конечно же, зовут возлюбленную Арбенина и Ставицкого, ту, которую когда-то приворожил Ставицкий (ее играет Оксана Фандера, жена Филиппа Янковского). Вера ушла от Арбенина, родила Ставицкому сына, и у этого сына настоящий дар — взглядом поджигает учебник, угадывает, что где спрятано, знает, когда мать ему врет. Он — следующее поколение супергероев. (В наше время ему будет тридцать пять. Если повезет, выиграет очередной сезон телевизионной «Битвы экстрасенсов».)

Ходили слухи, что Кашпировский хотел подать в суд на создателей сериала, если вдруг окажется, что сериал порочит его честь и достоинство. Чумак тоже ругался: как это так, такие разные экстрасенсы любят, по сюжету, одну и ту же женщину? Быть такого не может!

Все это такая грустная, такая человеческая история — кто кого любит, кто кого привораживает-отвораживает, кто во что верит. Ради чего чудотворцам дан этот дар? Ставицкий умный, он своим даром не пользуется, на публике выдает фокусы, чтобы деньги зарабатывать. Арбенин попроще, он выкладывается полностью, но с последних рядов его чудеса не видны. Подумаешь, ДЦПшник пальцами пошевелил. Лишь однажды Арбенин попробует использовать свою силу ради того, чтобы победить Ставицкого, и лишится дара. К финалу Арбенин покажется воплощением зла, не напрасно же гордыня — страшный грех. А Ставицкий — просто человек: он лечит не по-настоящему, любит не по-настоящему, поэтому и спроса с него настоящего не будет.

Это сериал-обманка: вроде бы о всеобщем помешательстве на экстрасенсах, а на самом деле — о настоящем даре и настоящей любви. Вроде бы о самом конце 80-х в Советском Союзе, а на самом деле — о какой-то другой вселенной, о параллельном мире.
В этом мире есть желание сбежать из страны, но для этого люди не разыскивают бабушкино свидетельство о рождении, а пытаются угнать самолет, по следам семьи Овечкиных. Есть интерес к рок-музыке, но чаще поют не Цоя с Кинчевым, а Паперного и «Т.А.М.». Есть вера в экстрасенсов, но как в них не верить, если экстрасенсы действительно существуют и спасают жизни. Почти «Хранители» Алана Мура с Николаем Арбениным в роли Доктора Манхэттена-1989. Who watches the watchmen? Кто устережет сторожей?

«Иная вселенная, наши дни». Этого ощущения — иной вселенной — довольно легко добиться, надо просто тщательно воссоздать эпоху за исключением каких-то важных моментов. Аутентичная одежда (Филипп Янковский ходит в собственной рубашечке, которую носил в конце 80-х), аутентичные прически (Оксана Фандера не пользовалась современными шампунями и перед съемками накручивала волосы только на бигуди, чтобы волосы пушились, как двадцать пять лет назад). Но кто-то когда-то наступил на бабочку, и вот вместо Цоя и «Аквариума» — Паперный. Вместо «Перемен! Требуют наши сердца!» «Скажи легко, и жить легко, и видно небо далеко».

Паперный действительно репетировал свой «Твербуль» примерно в то время, была даже киноверсия спектакля. Возможно, он и на улице что-то пел, как поют молодые веселые музыканты в «Чудотворце». Но не это было лейтмотивом времени. Не в этой вселенной. В нашей вселенной в те времена перемены были важнее неба.

Как «Оттепель» — мир, в котором не будет застоя и никогда не запретят курение, так «Чудотворец» — мир, в котором не будет распада СССР, ульпанов и отъездов, не будет никаких перемен. Будет ворожба и «ливерпульская ковка», будут добрые следователи и смирные девяностые. И никто никогда не устанет. Потому что вместо категоричного «В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен — перемен!», вместо готовности куда-то бежать, выходить на улицы, поддаваться гипнозу, входить в общенародный транс герои живут под созерцательное «Сидим себе на облаках, как у кого-то на руках».

Так и будут жить. То это дым, то это снег, с тобой навек, навек.