Первому упоминанию о медиумах мы обязаны еврейской, точнее библейской истории. Аэндорская волшебница, ведьма из Эйн-Дора, вызвала дух пророка Самуила к смятенному и растерянному царю Саулу. В Библии не названо имя этой женщины, в еврейских средневековых источниках ее называют Цфания или Седекла. Не сходятся разные мидраши и в отношении к ее магии: одни полагают, что волшебница вызвала дух с уверенностью и знанием дела, другие считают, что она не могла предвидеть результат своих заклинаний, третьи и вовсе называют ее шарлатанкой. Бесспорно одно: не от хорошей жизни колдунья занялась своим рискованным ремеслом, в древности каравшимся смертью. Положение одинокой женщины из социальных низов, бесправной и беззащитной, не имеющей возможности заработать себе на хлеб, не оставляло ей выбора.
В этом отношении медиум Элисон Харт, англичанка из Олдершота, оказывается прямой последовательницей еврейки из Эйн-Дора. Действие романа Хилари Мантел происходит в наши дни, гендерной дискриминации уже не существует, и, казалось бы, героине ничто не мешает получить образование и хорошую работу. Но Элисон не просто девочка из неблагополучной семьи. Ее мать – наркоманка и алкоголичка, содержательница притона, в доме вечно толпятся подозрительные типы и творятся ужасные дела. В школе на Элисон махнули рукой – у нее нет ни купальника для бассейна, ни спортивной формы, ни других школьных принадлежностей. А уж когда преследующие Элисон духи принимаются дебоширить на занятиях по Священному Писанию, хулиганку и вовсе исключают. Но еще до этого мать требует, чтобы девочка-подросток обеспечивала себя сама:
Долго ты еще собираешься на халяву жить в моем доме и жрать мою еду, долго, а? Ложись на спину и терпи, как мне приходится терпеть. И каждый день! Чтоб никаких там, ой, сегодня четверг, что-то я не в настроении. Бросай свои штучки, мисс! Такое поведение тебя до добра не доведет. Каждый день, ясно, и цену заламывай повыше. Вот что ты должна делать. А как еще, по-твоему, ты можешь заработать на жизнь?
Моррису скучно, и он подбирает себе компанию – из тех же, с кем водил дружбу при жизни. Один за другим к нему присоединяются «бесы» – насильники, наркоторговцы, убийцы – все те, кто окружал Элисон в детстве.
Призраки прошлого напоминают Элисон о драме, вытесненной в глубины подсознания. Теперь она знает, откуда взялись шрамы на теле. Только вот не может вспомнить, когда и с кем (с полного согласия родной матери, которая рада была угодить «друзьям» и покровителям) потеряла девственность – в восемь, девять или десять лет.
Страшные воспоминания усугубляют ссору Элисон с ее менеджером и подругой Колетт. Это обычная женщина, вроде бы неглупая и незлая, но не в меру амбициозная. Честолюбие заставляет ее уйти от мужа – аморфного, безынициативного неудачника; слабость Элисон пробуждает в Колетт худшие инстинкты. Из талантливого менеджера и верного, чуткого друга она постепенно превращается в тирана, упивается властью и тотальным контролем над близким человеком. Колетт – ловкий манипулятор, знает, когда нужно проявить силу, а когда – вызвать к себе жалость. Она полностью порабощает Элисон.
Мир мертвых, с которым постоянно соприкасается Элисон, на самом деле не так уж страшен: печальное, но скучное и вполне обыденное место.
Мир духов, как Эл описывает его клиентам, это сад, или, точнее, некое общественное место на открытом воздухе: никакого мусора, совсем как в старомодных парках, и где-то вдалеке, за маревом, просматривается эстрада. Здесь мертвые рядами сидят на скамейках, семьи чинно гуляют по гравийным дорожкам между клумбами, где ни единого сорняка, лишь напоенные солнцем цветы покачивают головками, источающими аромат одеколона, а по лепесткам их ползают пушистые, смышленые, безобидные пчелы. Мертвые определенно попахивают пятидесятыми или, может быть, началом шестидесятых, они опрятны, и респектабельны, и не воняют фабриками — словно родились после изобретения нейлоновых рубашек и внутренней канализации, но до сатиры и уж точно до секса.
Гораздо страшнее мир живых. Самые ужасные призраки – из собственного прошлого, и только осознание этого способно изменить настоящее.
Роман «Чернее черного» лишен психоаналитической символики, в нем все предельно ясно, черное – черно, белое – бело. И все-таки это абсолютно фрейдистская книга, так же, как «Оно» Стивена Кинга или «Осиная фабрика» Иэна Бэнкса. Вслед за создателем психоанализа Хилари Мантел спускается в «преисподнюю психики» и там отделяет истинную волю человека от защитных реакций на детские травмы и навязанные идеалы. Роман ужасов, книга о духах и призраках, о таинственных вторжениях и потусторонних голосах, в итоге рассказывает читателю правду о жизни, а не о смерти. И правду о самом читателе.
Еще колдуны и ведьмы:
Ведьма-феминистка и шекспировский вопрос
Колдунья и лев из Нарнии
Заколдованный козлик и умная Ханочка
Электронное нашествие, акробаты, ведьмы и клезмеры
Видец
Школа злословья на иврите
