Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
О рабстве в античности
Виктор Сонькин  •  18 ноября 2014 года
В рамках специального проекта «Мы все рабы» филолог и историк Виктор Сонькин рассказывает о том, почему наше представление об одном из самых страшных политических зол — рабстве — основано на узком круге стереотипов, и о том, почему рабам в античности иногда жилось лучше, чем некоторым нашим формально свободным современникам.

«Букник» продолжает специальный проект «Мы все рабы». Мы предлагаем читателю разговор о свободе в современном мире, и для этого разговора очень важно понимать, что же такое, собственно, рабство. Как ни странно, это не всегда унижения и страдания — несмотря на то, что мы привыкли думать.

Михаил Леонович Гаспаров в «Занимательной Греции» отмечает важное отличие античного рабства от нашего бытового понимания. Дело в том, что у нас слово «рабство» вызывает в первую очередь ассоциации с «Хижиной дяди Тома». Конечно, в любую эпоху рабам живется хуже, чем свободным людям. Но американские плантаторы верили в прогресс и поэтому старались выжать из своих негров все соки, чтобы заработать побольше денег (и приблизить какую-то новую эру — для себя лично, для своей страны, для всего человечества — с точки зрения раба, конечно, разницы никакой). А древние греки и римляне в прогресс не верили; им было достаточно, чтобы нынешний урожай был не хуже обычного. Поэтому же, кстати, и технологии у них развивались только до определенного предела: римляне придумали паровую машину, но использовалась она как детская игрушка; для всего остального были «рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить».

Из этого следует важный вывод: рабам в античности жилось намного лучше, чем в новое время. (Тут надо сделать оговорку, что «античность» — понятие растяжимое и в любом случае очень длинное, и то, что верно для одного периода и одной культуры, не всегда верно для других.) У римского раба могла быть своя собственность, могли быть собственные деньги — и он мог ими воспользоваться, чтобы выкупиться на свободу. Начиная с какого-то момента, закон защищал личную безопасность раба, и хозяин уже не мог его безнаказанно убить. В условиях, когда единственными достойными занятиями для свободного римлянина были государственная служба, война и земледелие, все остальное — ремесла, торговля, фундаментальная интеллектуальная деятельность — оставалось рабам (в последнем случае в основном греческого происхождения), так что учителями, врачами, архитекторами в Риме поначалу были рабы или люди из рабской среды. Многие из них зарабатывали огромные деньги.

Рабы, жившие в римском доме, особенно родившиеся в семье (для них было специальное слово — не “servus”, которое дало, скажем, «сервильность», а “verna”), считались почти что членами семьи. Раб Цицерона Тирон, изобретатель стенографии, человек, сохранивший для потомства увлекательную переписку хозяина, был Цицерону ближайшим помощником и другом на протяжении всей его карьеры. Таких рабов часто освобождали по завещанию (но Тирона Цицерон освободил при жизни). Освобожденные рабы — вольноотпущенники — принимали имя бывшего хозяина (сохраняя в качестве придатка свое настоящее имя), становясь ему как бы суррогатными детьми; они также получали все права римских граждан, кроме пассивного избирательного (т. е. права избираться на государственные должности). Это ограничение уже не распространялось на их свободнорожденных потомков.

Конечно, и у античного рабства были темные стороны. В суде рабов-свидетелей непременно пытали — хотя бы для виду; считалось, что иначе хороший раб будет врать в пользу хозяина, а дурной — во вред. Очень тяжела была жизнь государственных рабов, занятых на строительстве или в рудниках (тут мало что изменилось). Притеснения и жестокость иногда вынуждали рабов на самоорганизацию и восстания, в том числе такие масштабные, что для их подавления требовались недюжинные военные усилия. Самый известный пример, конечно, восстание Спартака (ударение на первый слог). Хотя советские учебники и голливудские фильмы в один голос уверяли нас, что у рабов была своя революционно-социальная программа, это, конечно, не так; восставшим рабам не приходило в голову, что надо бы отменить рабство. Жизнь без рабства они не представляли, как и их хозяева, и по той же причине — античный человек любого звания не верил в прогресс.