Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Мини-порно для философа
Маша Тууборг  •  14 сентября 2009 года
Никогда не женитесь на гренадершах

Книги Паскаля Брюкнера "Текст" издавал и прежде: романы "Божественное дитя" и "Похитители красоты". В "Похитителях" французский писатель и философ рассказывал историю заговора отщепенцев против красоты. План отщепенцев заключался в том, чтобы искоренить телесную красоту, а затем и журчание лесного ручья, и запах свежескошенной травы, и остальные излишества бытия. В романе "Божественное дитя" Брюкнер писал о ребенке в утробе, не желающем рождаться на свет, – это дитя получало образование прямо в матке, поглощая словари, энциклопедии, тома "Кто есть кто" и книги рекордов Гиннеса. Нормальная евро-сатира: споры с Гегелем вперемешку с телешоу.

Чего "Текст" не издал, так это книги того же Брюкнера "Тирания покаяния: Эссе о мазохизме Запада", которая, если верить аннотации, полна блестящих полемических суждений, которые не так-то просто повторить в "приличном обществе", вроде например следующего: "Катастрофа евреев стала мерилом всечеловеческого несчастья, и элементы ее описания — погром, рассеяние, геноцид — присвоены всеми и каждым. Но это привело к досадному искажению смысла: Шоа завораживает не как апогей зла, а как сокровище, которое мы надеемся выгодно использовать. Мы не столько привлекаем внимание общества к этому пределу человеческого падения, сколько подпитываем порочную метафизику жертвы. Освенцим стал чудовищным объектом вожделения. Отсюда исступленное стремление попасть в этот закрытый клуб, вытолкав за порог тех, кто уже в нем оказался".

"Мой маленький муж" подобного полемического накала лишен вовсе, но в приличном обществе не все выдержки из книги можно прочитать вслух. Это трагическая история любовной пары, глядя на которую, любой нормальный человек сказал бы: "Я знал, что это добром не кончится". У Леона рост 166 см, его возлюбленная Соланж – гренадерша на выданье. Она при нем никогда не встает на каблуки, он заказывает себе специальные ботинки на толстой подошве, они любят друг друга, хотя он дышит ей в пупок, а она во время поцелуев берет его на руки.

Невысокий Леон нежен, послушен и неприхотлив. Соланж стесняется роста своего суженого, но никому не дает малыша в обиду. Они оба — успешные врачи, у Леона своя практика, и его пациентам плевать на рост доктора, если у него получается хорошо лечить болезни. А вот друзья, коллеги и родственники Соланж всяк в свою силу потешаются или жалеют бедняжку. У Леона, заметим, родственников нет: он вырос в приюте и со всей радостью влился в семью жены. Эдакий продвинуто-еврейский вариант родства и социализации — по жене и матери.

Леон, переживавший беременность жены как свою собственную — он даже поправился на несколько кило и отрастил живот, — после рождения сына однажды внезапно уменьшается на 39 см. Кожа, кости, внутренние органы — все приспосабливается к новому размеру. Жене, коллегам и самому Леону приходится как-то жить дальше с тем, что есть. Но следом рождается второй ребенок, и Леон становится меньше еще на 39 см.

После двух детей он больше не мужчина, а приложение к члену — который остался нормальных размеров и теперь отчаянно мешает своему владельцу передвигаться. Именно благодаря члену, а не Леону, Соланж спустя какое-то время беременеет снова, и теперь даже врач, который считал, будто Леон уменьшается нарочно, желая избежать забот и ответственности, предостерегает пациента от рождения нового потомства.

Брюкнер ехидничает и выворачивает наизнанку идею о "продолжении рода", вернее, возвращает ее к изначальной первобытной ситуации, когда дети буквально пожирают своих родителей, отбирая у них силы, рост, вес и авторитет. В рамках просвещенного матриархата Соланж остается так же велика и прекрасна, а вот Леон постепенно сдувается, исчезает из виду. Сначала он мог чему-то научить сына и дочь, но день за днем, по мере того как дети подрастают, он теряет всякое влияние на них, превращается сначала в шута, а потом и вовсе в досадливую мошку, которую легче уничтожить, чем объяснять одноклассникам, кто это здесь пищит.

По мере уменьшения Леона читателю предлагается посмотреть на мир другими глазами, с другой высоты и ракурса: сначала с точки зрения карлика, потом — годовалого ребенка, а в конце — с высоты десяти сантиметров от пола. На всякую новую метаморфозу у Брюкнера есть новая шутка: вот Леон ползает по жене, щипая ее и топая по толстой коже: оздоровительно-эротический массаж. В другой раз Леон хочет посмотреть на роскошные заросли внизу жениного живота, случайно соскальзывает и остается до утра зажат между ягодицами, головой в слизи, задыхающийся и беспомощный. Для научно-исследовательского интереса слишком эмоционально, для порно — чересчур с оглядкой на окружающих: достаточно ли уже? Может, еще добавить слизи и волос? А может, пусть она храпит, а он умиленно слушает? Или пусть он привяжет веревку к соску (твердеющему от холода) и спускается по веревке к пупку.


В финале герой живет на книжной полке, как таракан, вырезая в томах классики целые главы, чтобы оборудовать себе гостиную и спальню. Все это мило, кое-где смешно, кое-где неприятно, а по большей части очень вторично. Буквальное воплощение метафоры начисто убирает трагическое, оставляя только сатиру, но из-за нее ни одно чувство не проходит проверку на прочность. Даже чувство собственного достоинства, вдруг возникающее у героя перед угрозой смерти, выглядит золотом Робинзона Крузо на заброшенном острове: потратить не на что, остается только перепрятать. Что и делает Леон, когда забирает свой символический капитал (в виде вполне физических бумажных купюр) у бывшей жены и уходит наконец из дома.

Есть примеры пар, когда женщина выше мужчины, и среди них много удачных. Но Паскаль Брюкнер пишет не о разнице в росте. В его истории рост Леона призван показать трагическое гендерное неравенство в современном мире и реальный уровень патриархальных ценностей. Европа, видите ли, по-прежнему в сдавленном страхе от истинного женского лица ("матка с зубами"), и с эмансипацией женщин этот страх только растет; бедные замученные политкорректностью мужчины совсем потеряли представление о своей роли в семье. Брюкнер методом исключения пытается выяснить, до какой степени можно низвести мужчину, оставляя ему при этом формальный статус отца семейства. Лишить его роста, веса, работы, денег, машины, одежды, статуса, члена. Хватит? Или что-нибудь осталось еще?
Осталась еще кошка, до последнего дня не предавшая хозяина. Но ее судьба никого не интересует. А зря, кошкам нашлось бы что сказать о людях, глядя на них с высоты десяти сантиметров от пола.

И разные другие пары:

Не ты ли чтишь Чехова как самого сексуального писателя в русской литературе?
Английский — сексистский язык
О границах дозволенного у евреев и людей