Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Апокрифические метаморфозы
Реувен Кипервассер  •  25 января 2012 года
Апокалипсический жанр, распространенный в литературе Второго Храма, почти полностью был отвергнут талмудической литературой, и лишь фрагменты фантазий на эсхатологические темы находятся в талмудическом корпусе. Орлов усматривает в славянских апокрифах элементы не только учений эпохи Второго Храма, но и более поздних произведений еврейской мистики.

Академические книги обычно выглядят лишь в малой степени приспособленными к нуждам идеального читателя. При этом в них сокрыты многолетние духовные поиски ушедших поколений интеллектуалов, нередко о существовании друг друга не подозревавших. Такова книга Андрея Орлова «Потаенные книги»: иудейская мистика в славянских апокрифах» — сборник работ, посвященных чтению славянских апокрифов в свете древних и не очень древних иудейских писаний. Книга составлена из русских переводов английских статей русского автора, который нашел свою академическую нишу в католическом университете города Милуоки. Выпустило книгу в Иерусалиме еврейское издательство «Гишрей тарбут». Такая своеобразная гетерогенность интересна уже сама по себе и указывает, надо полагать, на то, что автор прокладывает пути своих изысканий не по столбовым дорогам ученого консенсуса, но по прихотливым тропам меж границ и граней разных культур и религий, отыскивая своего идеального читателя между Москвой и Иерусалимом.

Автор снабдил книгу совершенно замечательным библиографическим списком, из которого читатель может почерпнуть богатую информацию о всех славянских апокрифах (здесь я не могу не признаться, что, будучи старым книжным червем, испорченным академическим образованием, я прежде всего устремился именно к этим страницам и с восторгом узнал, сколько еще открытий чудных готовит мне эта область исследований). Но, вознесясь над микроисторией создания книги, можно заметить, что эта современная академическая монография на самом деле — продолжение давнего интеллектуального процесса, происходившего в древние времена в Палестине. Тогда еврейские мудрецы, изучая двадцать четыре книги Священного Писания, создавали произведения, имеющие целью канон продолжить или пересказать своими словами, да так, чтобы получилось даже круче. Из этих попыток создалась апокрифическая литература, почти полностью отвергнутая раввинистической традицией, сформировавшейся после разрушения Храма. Апокрифы стали достоянием разных еврейских групп и были унаследованы ранними христианами разных толков. Некоторые апокрифы были переведены на греческий язык, и эти греческие переводы со временем канули в Лету, но обрели новую жизнь в виде славянских переводов-пересказов — став, таким образом, единственным, пусть и потускневшим свидетельством утерянных оригиналов и их репродукций.

Долгое время скептики предпочитали не утруждать себя исканием отблесков древних учений в неясных словосплетениях средневековых славянских писаний. Но Орлов вслед за рядом ученых (А. Кулик, М. Таубе и др.) предполагает, что славянские апокрифы, сохранившиеся в рукописях XV-го и более поздних веков, являются метаморфозами ранних еврейских апокалипсических сочинений, и их изучение проливает свет на темные страницы в истории еврейской литературы. Не без интеллектуального вожделения автор именует утраченные оригиналы интригующим термином «потаенные книги», относя к ним «Книгу Еноха Праведного», «Откровение Авраама» и «Лествицу Иакова», тайны которых он хотел бы сделать явными. В этих текстах наш автор обнаруживает милые его сердцу апокалипсические настроения эпохи Второго Храма, в которых усматривает зерна более поздних иудейских мистических учений, так называемых Небесных Чертогов (Хейхалот) и Божественной Колесницы (Меркавы).

Связь между мистическими восхождениями в Чертоги и вознесением апокалипсического героя на небеса (где его тело претворяется в чудесный бессмертный организм), как и связь между поздними и ранними мистическими теософиями, не считается общепринятой и может быть сочтена явной новацией.

Орлов пытается доказать связь между славянскими апокрифами и еврейскими источниками, приводя и сравнивая текстуальные фрагменты и литературные стратегии.


Автор много размышляет о том, как формировались, трансформировались и претворялись представления о божественных атрибутах: Лик Бога, Имя, репрезентация Бога и способы гипостазирования. Антропоморфный характер теософских спекуляций его героев о божественной субстанции захватывает автора почти в той же мере, в коей занимает его физическая метаморфоза, происходящая с божественным избранником, удостоенным вечного тела.

Герой, сподобившийся вечности, становится излюбленным персонажем апокалипсической литературы и предметом пристального внимания нашего автора.

Почти все тексты славянских апокрифов, избранные Орловым, — апокалипсические видения событий прошлого и будущего. Апокалипсический жанр, распространенный в литературе Второго Храма, почти полностью был отвергнут талмудической литературой, и лишь фрагменты фантазий на эсхатологические темы находятся в талмудическом корпусе. Орлов усматривает в славянских апокрифах элементы не только учений эпохи Второго Храма, но и более поздних произведений еврейской мистики, и достаточно увлекательно, хотя и не без характерной для русского автора туманности изложения, демонстрирует траекторию формирования идей.

Таким образом, перед нами книга, которая обращается к читателям славянских апокрифов, апокрифической литературы, любителям еврейской мистики в частности и всем изучающим иудаику. Но помимо этих, ожидаемых и неожиданных среди читателей «Букника» человеческих категорий, книга интересна тому, кто любит скитаться в неисхоженных областях гуманитарного знания.

Книги, будучи написанными, попадают в определенный культурный контекст. Эта, помимо непосредственного урока, интересна тем широким культурным контекстом, в который она вписывается, завоевывая в нем особенную нишу. В этом контексте прочитывается цайтгайст — дух времени того поколения, к которому принадлежит автор книги, в котором на смену коммунистическому рационализму пришел христианский мистицизм. Книга сочетает здравый скепсис и критицизм с бережным отношением к текстам, освященным разными религиозными традициями, и пристальным вниманием к теологическим — в данном случае, наверное, следует сказать «богословским» — вопросам, занимающим равно и семинаристов, и слушателей каббалистических курсов.