В Городе, как известно, живет Небо. Ему триста восемь, на минуточку, лет. Оно устало. Оно лежит своей пустою грудью на иглах шпилей и крышах. В Городе, как ни приедешь, всегда на 10 градусов холоднее, чем ожидалось. Сечет дождь. Ввинчивается в уши ветер. Духовность в Городе зашкаливает. В час ночи на Главном Проспекте закрыты все подходящие рестораны, зато гостеприимно демонстрируют свою несъедобную начинку три книжных магазина.

Особой концентрации духовность достигает на Острове. На Острове, как говорится в одном новом и хорошем романе,

жили фарисеи. Как богатые отгородились от быдла, так фарисеи отгородились от всего мира. <…> Здесь все было очень древним. Даже камни набережной и зданий, казалось, никогда не были просто камнями; никто никогда их не отесывал, не складывал, не подгонял друг к другу, и они так и появились в начале времен в виде набережной и зданий. <…> Фарисеи, посвятившие себя гуманитарным наукам, умели только читать, писать и презирать. Их отцы и прадеды тоже читали, писали и презирали…
Под дождиком покорно перебирают конечностями вереницы студиозусов. Напротив Факультета обмирает статуя Сахарова, чем-то похожая на экземпляры в колбах из ближнего заведения. Ждем. Факультетскую тишину нарушает мелодичный звонок, похожий на усиленный звонок мобильного телефона. Опять тишина. Ждем. Огромное трюмо чуть ли не красного дерева, чудом пережившее блокаду. Фотограф с шагомером полирует ботинками коридорный паркет. Заграничный журналист теребит свой блокнотик. Ждем. Наконец являются агенты мирового еврейского капитала, и — все вертится раз! — Кафедра.

На новорожденной Кафедре уютно. Печенюшки-пироги-да-плюшки, чай, кофе, израильское вино. То, без чего немыслима ни одна хорошая кафедра. На стенах – репродукции иллюминированных еврейских манускриптов. В стеллажах — книги, родные-знакомые. Те, о которых «Букник» уже писал, и те, которые еще ждут своего перевода на русский — исключительно для того, чтобы «Букник» и о них смог написать.

Во главе кафедры, как и полагается, восседает Профессор. Профессор обладает черными бакенбардами и заметным научным весом. Он крупный специалист в научной отрасли узкой, сложной и, можно сказать, элитарной; занимается эта отрасль, по сути, маргиналами, но источники ее и период оказываются центральными для многих тем — исторических и религиоведческих. И в советские времена отрасль эту — в отличие от библеистики и гебраистики — легализовали и даже поощряли.

Агент мирового еврейского капитала № 1: Как так случилось, что Иерусалимский университет договорился с вашим университетом об учреждении этой кафедры — сначала центра, потом кафедры?

Профессор: Наш город — мировая столица еврейских рукописей, и было нужно, чтобы кто-то работал с этими сокровищами. И нужно было создать структуру, в рамках которой студенты, аспиранты и преподаватели на регулярной основе изучали бы эти рукописи.

Заграничный журналист: Ваши студенты — кто они? Евреи или неевреи? Чем они занимаются после окончания университета?

Профессор: Соотношение примерно такое: 70% — евреи, 30% — неевреи. Некоторые выпускники остались в университете – пошли в аспирантуру, некоторые работают в еврейских общественных и благотворительных организациях — Сохнуте, Джойнте, «Адаин ло», кто-то ушел в бизнес, сравнительно многие — 8 человек — эмигрировали в Израиль.

Заграничный журналист: 8 человек эмигрировали в Израиль? А это неплохой результат работы программы!

Впрочем, более всего — после сионизма и антисионизма — Заграничного журналиста интересует антисемитизм. Он все выспрашивает у Профессора, рассказывают ли на кафедре студентам о постхолокостной еврейской истории, говорят ли о деле врачей, о процессе Щаранского, об отказниках, о государстве Израиль? А если не рассказывают, то почему — не боятся ли? Оказывается, нет, не боятся никого, кроме Б-га одного.

ЗЖ: Есть ли какая-либо тема в рамках еврейской культуры, которую вы опасаетесь затрагивать?

Профессор: Нет-нет-нет, абсолютно ничего такого нет.

ЗЖ: Страдали ли вы здесь, в университете, от каких-либо проявлений антисемитизма до падения Советского Союза и после — в эпоху Ельцина и Путина?

Профессор: Теперь я могу выражать все свои идеи, публиковать все, что я хочу сказать. Я могу писать слово «Бог» с большой буквы и слово «Библия» с большой буквы — раньше это было невозможно. Мы можем выезжать на конференции за границу, наши студенты — на стажировки. Раньше об этом нельзя было подумать.

ЗЖ: Возможно ли обсуждать дискриминацию российского еврейства на уровне университета, с другими подразделениями?

Профессор: Отношение к евреям, к нашему подразделению, в частности, меняется. Сначала были какие-то опасения, была настороженность; со временем люди поняли, что мы — такие же, как все, без рогов и хвоста, что еврейские студенты — обычные студенты: есть прилежные и есть прогульщики, что к нам приезжают иностранные профессора — из Иерусалима, из Гарварда, из Сорбонны. А благодаря поддержке Русского общества друзей Еврейского университета в Иерусалиме, ряд сотрудников нашего факультета, факультета философии, побывали в Израиле — Общество оплатило им ознакомительную поездку в целях воспитания толерантности.

Агент мирового еврейского капитала № 2: Если бы у вас была волшебная палочка, что бы вы себе наколдовали?

Профессор: Я очень застенчивый профессор, но… если бы у меня волшебная палочка, я бы попросил Фонд Ротшильда в Европе продолжать поддержку нашего проекта. Сейчас у нас есть все, что нам нужно. Разве что, разве что… — расшириться до факультета. Сначала центр, теперь кафедра, а со временем — и факультет. Да, это прекрасная мечта.

Как говорится, не хочу быть столбовою дворянкой. А другие говорят: дорогу осилит идущий. Амен.


Еще на кафедре, разумеется, водятся студенты. Студенты симпатичны, открыты, разговорчивы, уверены в себе. Не чета тем студентам еврейских учебных заведений, что были десять лет назад. Те на встречи со спонсорами ходили, как на заклание, осознавали свою академическую незначительность и стеснялись говорить о своих научных интересах и работах, к загранице дышали неровно и либо мечтали уехать хоть тушкой, хоть чучелком, либо с пеной у рта отстаивали свое право и преимущества оставаться здесь. Время комплексов прошло:

Меня зовут Яна. Я студентка 5-го курса. Ха-ха. Я работаю в нашем городе в еврейской общине. Все мои друзья — евреи. В этом вся моя жизнь, и совершенно естественно для меня было пойти сюда учиться иудаике. Я занималась Библией, Танахом, а в прошлом году я проходила стажировку в Еврейском университете, и это было здорово! В этом году в моей исследовательской работе я делаю что-то совсем-совсем новое. Я взяла рукопись Йосефа Каро, которая никогда не публиковалась, так что это действительно что-то новое, и я стараюсь написать очень интересную работу, и впоследствии собираюсь опубликовать ее.

Кажется, можно констатировать — та-та-та-та! — что еврейское образование в этой стране стало нормальным образованием. Нынешний студент еврейской кафедры попал на нее не потому, что недобрал баллов на какую-нибудь «нормальную» кафедру, и не потому, что можно, так и быть, три года помучиться, зато потом, вероятно, отправят на халяву за границу, а потому, что ему интересна иудаика, а кафедра иудаики ничуть не хуже других. Студент-гебраист стал таким же студентом, как студент-германист или студент-японист — не ущербнее и не привилегированнее. Главное же — он доволен собой и миром вокруг себя. Доволен своей кафедрой, своим бюстом вузом, своим городом, в котором видит прошлую столицу еврейской культуры с богатым еврейским наследием, выраженным в идеологии, персоналиях, архитектуре, традициях еврейского образования, наконец.

Нынешний студент-гебраист не видит в спонсоре волка, а в загранице — рая или ада. Он спокойно думает: может, съезжу, посмотрю, как оно там. Он не скажет Зарубежному Журналисту и Спонсору: помогите нам бедным, у нас крошечные стипендии, у нас нет литературы и специалистов-руководителей, весь наш разум удаленно существует в Иерусалиме — помогите нам туда попасть, а здесь нас преследуют антисемиты. Нынешний студент, вскормленный поколением тех, кто именно так и говорил, скажет иначе: У нас все замечательно! Ко-ко, ко-ко, ко-ко-корококо!

*

Все вертится два! — Ректор.

Ректор, по избранным Яндексом фотографиям напомнивший мне товарища Новосельцева А.Е., оказался если и Новосельцевым, то идеализированным в саркастической речи Людмилы Прокофьевны: решительным, знающим, энергичным и предприимчивым, и сверх того — в лиловой рубашке.

Ректор рассказал нам, как недавно в Университете спасли 500 тысяч томов университетских книг, включающих прижизненные издания Гете, которые совсем было готовились сгинуть где-то в пригородах, спрятанные в мешках из-под цемента. Как рукою твердой и мышцей простертой вернул к научной жизни многие из принадлежавших университету зданий, из которых отдельные отщепенцы пытались от оной научной жизни перейти к коммерческой — строгать мебель, лепить конфеты и парить народ в саунах. Как руководствуется принципами законности, прозрачности, плюрализма и толерантности. Откуда есть пошла его личная толерантность — от интернационального класса в школе и памяти об интернациональных дамах в его сердце.

Booknik.ru: Мы видим на обложке журнала «Лехаим» цитату из вашего интервью: «Как можно читать курс истории России без учета значения еврейской культуры»? И недавно вашим указом была учреждена кафедра, призванная эту культуру изучать и возрождать место иудаики в ряду других гуманитарных дисциплин, интегрировать еврейскую историю в мировую, в том числе и в российскую. При этом известно, что некоторые другие подразделения вашего университета имеют славу оплота, скажем так, совсем другой традиции, совсем другого взгляда на российскую историю. Как вы считаете, это проявление научного плюрализма и следует его сохранять или же нужно что-то корректировать?

Ректор: Конечно, плюрализм должен быть, и если бы не было свободы мнений, открыть новую кафедру – любую кафедру! — было бы, наверно, невозможно. Другое дело, что мнения эти должны быть спокойными, высказываться в рамках закона и реализовываться в рамках закона. Может ли общество быстро к этому прийти? Наверно, не быстро. Сегодняшние руководители разного уровня росли и воспитывались в Советском Союзе, и то отношение, которое было тогда, в 1960-е — 1980-е годы, к еврейскому населению, к еврейской культуре не могло не сказаться на этих людях. Но это пройдет!

Да, я думаю, что изучение еврейской культуры имеет существенное значение при изучении права, истории, философии и так далее. Историю еврейского права наши юристы «проходят» наравне с римским и старорусским правом. Вы против, кто-то с этим не согласен? А тогда почему я, ректор, заинтересованный в том, чтобы университет был сильнее, умнее, буду идти против этого? Зачем мне это надо? Мы будем умнее, сильнее, если будем изучать еврейскую культуру, и выпускники наши будут лучше.

Booknik.ru: Как вы, возможно, слышали, последние годы обсуждается вопрос о строительстве в кампусе МГУ на Воробьевых горах православного храма. Патриарх, ректор и часть профессуры — за, другая часть профессуры и часть студенческого сообщества время от времени выражают свой протест, заявляя, что университет — это храм науки, светское заведение, и религиозному культу, тем более одному, в нем не место. Что вы думаете о допустимости тех или иных храмов на территории университета?

Ректор: Когда меня спрашивают о возможности осуществления в Университете религиозных обрядов, я отвечаю обычно следующее: я готов это сделать, только предоставив возможность всем, кто работает и учится в университете, осуществлять те религиозные обряды, которые они хотят. Иначе моя деятельность как ректора будет незаконной. Я должен быть готов предоставить молебную комнату всем, кому это нужно. Я могу иметь свои пристрастия, я могу быть атеистом, но как ректор я обязан обеспечить равные возможности для всех верующих в нашем университете. В моем представлении, это полностью соответствует действующему российскому законодательству и, главное, справедливости.

Заграничный журналист: Как вы видите взаимодействие новой кафедры и — шире — университета с зарубежными, в том числе израильскими, вузами и иными структурами?

Ректор: На мой взгляд, сам факт открытия кафедры — это демонстрация принципиального для университета решения, которое меняет, замечу, и ваше отношение к университету. Разве не так? Наш университет в силу разных причин многие хотят представить консервативным. Решение же об открытии кафедры и других новых подразделений, сотрудничающих с зарубежными вузами, а также линия на открытость всей университетской деятельности, на мой взгляд, должны вызвать ответную реакцию прогрессивных сил в мировом образовании.

На сегодняшний день, я уверен, наш университет — наиболее открытый вуз России. Мы проводим открытые конкурсы, публикуем информацию о зарплатах — ректора, проректоров; никто этого в России не делает! Мы проводим открытые ректорские совещания — любой может прийти. Мы все публикуем в Интернете — магистерские диссертации, рецензии и отзывы научных руководителей. На сайте университета я публикую обращения ко мне и мои ответы на эти обращения. Вот например: несколько месяцев назад во все вузы города пришло требование районных прокуратур составить списки студентов, участвовавших в каких-либо экстремистских действиях. Я не только опубликовал эти письма, но и свой ответ о том, что эти запросы незаконны, добился того, чтобы прокуратура отозвала эти запросы. Все остальные сидели и молчали и говорили, что им никаких писем не приходило. Военкоматы в течение нескольких месяцев присылали незаконные запросы. Я их все опубликовал, свои ответы опубликовал, министру обороны направил письмо о том, что эти запросы незаконны, получил от него ответ, что он согласен, и опубликовал на сайте. Коллеги, вы понимаете, что это — нетипичные действия для руководителя учреждения в этой стране, и вы помните, какой она была совсем недавно. Но это все потому, что наш университет — особый, в нем воспитаны те люди, которые хотят изменить и страну в целом.

Заграничный журналист: Испытали ли вы какое-то противодействие открытию кафедры?

Ректор: Начну, извините, издалека. Я был председателем Уставного суда нашего города, который не побоялся вынести решение о том, что губернатор не может баллотироваться на третий срок. Я был председателем суда, который спокойно вынес решение о том, что бюджет города, принятый законодательным собранием, не соответствует Уставу. И еще десяток подобных решений, в том числе о законности создания администрации губернатора Санкт-Петербурга. Так что, если прямо отвечать на ваш вопрос, никто и не пытался мне сопротивляться.

Не знаю, как у вас, у меня вырисовалась очень четкая картина в радужных тонах. Есть, оказывается, в нашей земле, великой и обильной, ревнители порядка, то бишь закона, и не просто есть, а занимают руководящие посты, и не просто руководящие, а такие, с которых могут воспитывать новое поколение ревнителей закона. Хотите верьте, хотите проверьте. Если сможете.

Впрочем, какая разница: se non è vero, è ben trovato, как считают итальянцы и как говаривал Фердыщенко — как раз тут, неподалеку. Ведь у нас страна советов, а не страна баранов цивилизация имиджевая и информационная, а не цивилизация крупного рогатого скота и тяжелых металлов. И хороший руководитель не тот, кто делает, а кто создает правильный имидж, а если и то, и другое в совокупности – то впору прижизненный памятник ставить. Не в бронзе, естественно, а мультимедийный.

Если серьезно, понравился мне Ректор — обаятельный. И Университет у него хоть и старейший, а хорошо сохранился. Надо предложить ему виртуальную кафедру учредить: всё будет в Интернете, прозрачно, открыто и прогрессивно. Осталось только придумать, кафедру чего. Может быть, ненужных вещей?

Если совсем серьезно, обратимся на минуточку к теме евреи и власть. Некоторые авторитеты полагают, что диаспорные евреи всегда отмежевывались от политики, а власть имущих презирали. Но это, знаете, куда посмотреть. Если посмотреть на другие источники, выйдет совсем наоборот: диаспорные евреи власть уважали, добивались близости к ней и пестовали эту близость. Месяц назад Ректор украсил собою обложку журнала, не чуждого Федерации еврейских общин России. Евреи, значит, заняли исходную позицию в партии евреи — власть. И, надо полагать, власть этого достойна.

*

Все вертится три! — Библиотека.

Не просто библиотека — первейшее книгохранилище России. То самое, что на площади имени драматурга, увенчанной памятником императрице. Той самой, что своим именным изустным указом запустила строительство оной библиотеки по образцу знатнейших публичных библиотек Европы. Здание, как сообщает нескромный путеводитель, «колоссальное, простое и величавое, перед которым невольно останавливается каждый: иностранец — с любопытством, русский — с благодарностью».

В Библиотеке, разумеется, хранится Книга. (Если углубляться в детали — ее список. Самый древний из датированных и самый полный из самых древних.) Книгу охраняет Хранитель. Хранитель голубоглаз и краткобород и в традиционной одежде архивного юноши. Он серьезен до набожности, но при этом и не без некоторой игривости — но только в адрес не-книг. Если бы не он, Книгу наверняка продали бы за кордон при прежней-то власти. Заодно с Веласкесом и Тицианом. Покушались ведь. А может, и продали. Ведь показывают нам под стеклом в стародревесной витрине, покрытой золотистой шторой, только пару «ковровых страниц», а остальные почти пять сотен листов лежат за семью замками в сейфе. А вдруг не лежат? Но отринем подозрения — голубым глазам Хранителя не верить нельзя.

Помимо самой главной Книги в Библиотеке хранятся всякие другие еврейские рукописи, которые и призваны изучать усердные студиозусы, которые учатся на новоучрежденной Кафедре, которая — как и подобает кафедре — не гуляет сама по себе, а является частью Университета, который омывается водой высочайшей премудрости, то бишь находится на Острове, который двумя мостами бóльшую часть суток соединен с материком, на котором располагается Город, который и посетил ваш покорный слуга в компании агентов мирового еврейского капитала.

Veni, vidi, volo in domum redire.
Volo denuo in Urbem venire.

Действующие лица и исполнители:

Город — Санкт-Петербург

Остров — Васильевский

Кафедра — кафедра еврейской культуры СПбГУ, учрежденная приказом ректора университета от 5 марта 2011 года

Профессор — д.ф.н. проф. Игорь Романович Тантлевский, завкафедрой еврейской культуры СПбГУ

Ректор — д.ю.н. проф. Николай Михайлович Кропачев, ректор СПбГУ, в 2000—2005 гг. председатель Уставного суда Санкт-Петербурга, действительный государственный советник Санкт-Петербурга 1 класса

Агенты мирового еврейского капитала — Дэвид Розенсон, директор фонда «Ави Хай» в СНГ; Салли Беркович, директор Фонда Ротшильда в Европе

Заграничный журналист — Бенджамин Вейнталь, берлинское отделение Jerusalem Post

Библиотека — Российская национальная библиотека, быв. Императорская публичная библиотека или Государственная Публичная библиотека им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, иными словами, Публичка

Хранитель — Борис Зайковский

Книга — Ленинградский кодекс (1008—1013 гг.), масоретский список Еврейской Библии