За зарешеченной дверью Шахта расширялась, образовывала проходы вниз, через разрушающийся каменный фундамент. Когда в том же году, позже, в гетто начались депортации, в этих извилистых переходах содержались десятки тысяч человек. Гетто словно оказалось бездонным внутрь и в глубину (в зависимости от того, как смотреть на вещи). Снизу, из извилистых переходов шахты, пробивались постоянные стоны, как будто причитания всех сидящих внизу сливались в одну монотонную песню, которая не прерывалась, сколько бы народу ни ожидало депортации или ни выходило на свободу.
Все это напоминает мрачную неоготику, сумрачное фэнтези в стиле «Горменгаста» Мервина Пика или печальную философскую притчу о природе власти в духе Франца Кафки или Евгения Шварца. Но это не вымысел, а реальная история Лодзинского гетто.
Стив Сем-Сандберг не судит своего героя — Мордехая Хаима Румковского, главу юденрата Лодзинского гетто, «старосту евреев», не спешит выносить ему обвинительный вердикт, но сама судьба лодзинских евреев, погибших и выживших, делает это.
Вопрос о том, видеть в Румковском спасителя или предателя, героя или козла отпущения (вопрос, занимающий историографов гетто с самого начала), все же чисто теоретический. Все зависит от выстроенной перспективы. Вполне можно представить себе, что если бы история развивалась по другому сценарию, то и судьба Румковского оказалась бы иной. Что было бы, если бы фон Штауффенбергу удалось покушение на Гитлера в июле 1944 года, или если бы Сталин не остановил наступление Красной Армии на Висле? Не исключено, что тогда у Польши была бы возможность освободиться от немецких оккупантов на полгода раньше, и Мордехай Хаим Румковский вышел бы из развалин еврейского гетто Лодзи тем, кем он так хотел быть – освободителем своего порабощенного народа… Но в глазах большинства он остался безотказным инструментом нацистских палачей.
В книге «Отдайте мне ваших детей!» постоянно сопоставляются гетто Лодзинское и Варшавское, и сам Румковский тоже сравнивает их. Лодзинскому старосте евреев жизнь Варшавы кажется преступно хаотичной, и отчаянное восстание узников гетто для него не подвиг, а преступление. Освобождение для Румковского – в максимальном упорядочивании, он первым готов принять нацистский лозунг «Arbeit macht frei» на веру, взять на вооружение. В его гетто все будут работать, шить форму для немецкой армии, строить дома взамен тех, что разбомбили русские и англичане, и тогда фашисты сохранят жизнь таким полезным для них евреям.
Ничего подобного тому, что происходит в Варшаве, здесь не случится, уверяет он. Ведь здесь не гетто — здесь город рабочих, говорит он и невольно использует то же выражение, что и в день, когда он принимал Гиммлера возле барачной конторы на площади Балуты: «Это не гетто, господин рейхсфюрер — это город рабочих».
Потворствуя собственному властолюбию, «король Хаим» дает волю еще более отвратительным порокам. Тот, кто мнил себя вторым Моисеем, скатывается до уровня животного, альфа-самца:
То, что Румковский регулярно насиловал приютских детей, поразительно хорошо подкреплено доказательствами, учитывая обстоятельства. В своей книге Rumkowski and the Orphans of Łódź (1999 г.) Люсиль Эйхенгрин истолковывает эти посягательства, не только свидетельницей, но и жертвой которых она была, не столько как выражение сексуальных наклонностей Румковского, сколько как его постоянную потребность утверждать свои власть и авторитет в гетто на всех уровнях.
Но главное преступление Румковского даже не это, а утаивание правды, ложная надежда, которую он давал жителям гетто. С 1942 года гитлеровцы приступили к ликвидации гетто, начались депортации. Сначала вывозили тех, кто не мог работать и даром ел немецкий хлеб – больных, детей, стариков, потом всех подряд. Сначала в Лодзинском гетто было 164 тысячи человек, позднее туда ввезли еще 20 тысяч, и только 880 евреев оставалось в Лодзи, когда в январе 1945 года туда вошли советские войска. Молодых и старых, здоровых и больных вывозили в лагеря смерти — Хелмно и Освенцим. Оставшиеся в гетто люди, конечно, догадывались, какая участь ожидает их близких, а позже и их самих. Но в тоже время они верили Румковскому, утверждавшему, что детей отвезут в комфортные приюты, а взрослых ждет достойная работа на заводах. «Отдайте мне ваших детей!» — с этим призывом обратился «король Хаим» к своим «подданным». Стив Сем-Сандберг называет Румковского человеком, «который возвел неопределенность в ранг государственной идеологии, чтобы таким образом беспрепятственно поставлять материал нацистской машине истребления», а само гетто – «серой зоной между сомнением и надеждой».
В романе Стива Сем-Сандберга могущественному главе юденрата противопоставлены люди на первый взгляд незначительные – подросток-рабочий Адам Жепин и юная дочь пражского врача Вера Шульц, «перемещенная» в Лодзь вместе с другими европейскими евреями. Казалось бы, единственная задача этих молодых людей – выжить, получить лишнюю миску супа, вязанку дров, протянуть еще один день. Но и Адам, и Вера взрослеют и осознают себя свободными людьми даже в бесправии гетто и тисках Шахты. Адам становится агентом лодзинского Сопротивления, а Вера — архивариусом, одним из тех людей, кто записывает страшную правду о жизни лодзинских евреев. И если Веру ведет и поддерживает культура ее семьи, то Адам, бывший вор, преображается при виде отчаянного бунта и гибели такого же, как он, юноши-рабочего, посмевшего швырнуть миску с супом в лицо надсмотрщикам.
Конечно, Адам и Вера, их друзья и родные — собирательные образы, но с их помощью описана ежедневная работа анонимных архивариусов и авторов уникальной «Хроники гетто»; «слушальщиков», сохранивших радиоприемники и передававших остальным известия с фронта; нянечек, прятавших приютских детей от депортации; отцов, идущих вместо своих сыновей в концлагерь. Стив Сем-Сандберг изучил огромное количество архивных документов, работал с фотографиями и свидетельствами выживших, и его книга — еще один аргумент в пользу того, что евреи, узники гетто и концлагерей, отнюдь не всегда шли на смерть, «как овцы на убой», и что самое большое из возможных достижений — сохранить в нечеловеческих условиях человеческое достоинство. Иногда для этого необходимо поднять людей на бунт и уничтожить тирана, а иногда достаточно просто «отказаться от супа».
И другие тексты о гетто:
Марек Эдельман. И была любовь в гетто
Мішель Мазор. Зникле місто. Свідчення в'язня Варшавського гетто
Оскар Руфайзен из Мирского гетто
