Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Новый нон-фикшн про евреев и их соседей
Давид Гарт  •  8 июня 2012 года
Вышедшие весной книги по иудаике и вокруг — об историках, творящих «удобное прошлое» и, наоборот, корчующих национальные мифы, о казнях, превращающих законопослушных подданных в революционеров, о пользе «тринадцатого колена» для русских националистов, о научном исследовании как «исправлении мира».

Вышедшие весной книги по иудаике и вокруг — об историках, творящих «удобное прошлое» и, наоборот, корчующих национальные мифы, о казнях, превращающих законопослушных подданных в революционеров, о пользе «тринадцатого колена» для русских националистов, о научном исследовании как «исправлении мира».

Ортодокс, феминист и человек действия
Даниэль Боярин. Израиль по плоти: О сексе в талмудической культуре. М.: Текст; Книжники, 2012.


Наконец появился русский перевод самой, наверное, известной книги Даниэля Боярина Carnal Israel (1993). Боярин, один из наиболее ярких и влиятельных современных исследователей Талмуда и иудео-христианских отношений в эпоху поздней античности, в своей третьей по счету монографии показывает, что в патристических обвинениях евреев в карнальности, повышенном интересе к телу и сексу, был резон. Только речь должна идти не о евреях вообще — ибо евреями тогда были многие и раннее христианство Боярин без сомнений причисляет к еврейской культуре, — а о раввинистической «формации»:


Талмудический иудаизм — культурная формация большинства евреев Палестины и Вавилонии, говоривших на иврите и по-арамейски, — по своему подходу к телу и сексуальности и по характеру обсуждения этих вопросов значительно отличался от грекоязычных еврейских культурных формаций, включая большую часть христианских течений. <…> Иудаизм мудрецов придавал телу то значение, которое в других формациях придавалось душе. <…> Эти евреи рассматривали человека как тело — оживляемое, конечно, душой, — тогда как для эллинистических евреев (таких как Филон) и многих грекоязычных христиан (таких как Павел) сущность человека заключалась в душе, помещенной в тело. <…> И евреи, и христиане сами осознавали и отмечали различное отношение к телу как ключевую область своих культурных разногласий.


Методологическое новаторство этой книги не раз проговорено — и самим автором, и рецензентами: Боярин внедрил в талмудические штудии принципы нового историцизма, применил фукодианские парадигмы истории сексуальности и инструментарий антропологии тела. Но еще интереснее, возможно, то, что эта книга не просто интеллектуальный труд, а, что называется, «глубоко личное» действие. Задача культурной критики, по мысли Боярина, создать «полезное прошлое» и с его помощью «изменить мир» сейчас, и своей книгой Боярин, ортодоксальный еврей и феминист, стремится «внести свой вклад в здоровое преображение собственной области» — раввинистического иудаизма, доказав, что основа этого иудаизма, талмудическая культура, не была огульно шовинистической, что мизогинизм не был ее ключевым признаком (в отличие от ряда эллинистических культур) и что в ее андроцентризме были некоторые бреши. Что льет воду на оптимистическую веру автора в то, что гендерная асимметрия (иными словами — мужское господство) не врожденна, не предвечна и, следовательно, не вечна. И этот внятный ответ на вопрос «зачем?» — отсутствующий в большинстве исследований (я имею в виду ответ на уровне тикун олам, а не на уровне решения той или иной научной проблемы) — причина, по которой книга Боярина обязательна к прочтению даже теми, кого Талмуд не интересует. Потому что такая цельность — вдохновляет.

Два слова о русском издании. Нельзя не обратить внимание на самоцензуру перевода: sexual intercourse, к примеру, эвфемизируется до загадочного «сексуального диалога», но главное, конечно, название. Carnal Israel — это «Плотский Израиль», а не «Израиль по плоти» — в еврейском происхождении евреев нет сомнений, и никакого тезиса тут нет. И в английском переводе исходных цитат из Павла и Августина это два разных выражения — carnal и according to the flesh, и не зря же Боярин выбрал первое.
Зато книга приросла разъяснительным послесловием младшего коллеги автора по талмудическим штудиям. Из него мы учим, что не все исследователи Талмуда, особенно израильские, восхищаются Боярином и его новаторством; многие хранят верность более традиционным методам. Более традиционен, натурально, и российский читатель, который — по удачному выражению автора послесловия — «еще не может позволить себе гендерного благодушия, свойственного читателю западному».


Понять и убийцу, и жертву
Наталия Яковенко. Очерк истории Украины в Средние века и раннее Новое время / Авторизов. пер. с укр. В. Рыжковского. М.: НЛО, 2012.

Появление 768-страничного кирпича, посвященного истории Украины до конца XVIII века, дело очень полезное. Во-первых, потому, что само представление об украинской истории как некоей самостоятельной истории в сознании российского читателя не очень-то существует: была, понятно, Киевская Русь, потом Галицкая Русь или Юго-Западная, опять же, Русь, потом была Речь Посполитая, а у нее были всякие «восточные земли», а потом туда посмотрело Московское Царство и произошло «воссоединение». Во-вторых, потому, что автор кирпича, профессор и завкафедрой истории Киево-Могилянской академии, исповедует симпатичные взгляды: она за акцент на социальной истории, истории идей и повседневности — вместо истории государственной (что применительно к украинской истории очень понятно), а также за освещение мультиэтничности и мультиконфессиональности Украины и отказ от нациоцентризма современного украинского исторического нарратива. И в своем «Очерке» Яковенко уделяет внимание и православным и католикам, и униатам и татарам-мусульманам, и армянам и евреям. Существование на Украине последней группы прослеживается не со знаменитого киевского погрома 1113 года, но с обособленного проживания «наций» в городах Галиции XV века, в том числе еврейских общин. Далее рассматривается роль евреев как агентов польской шляхты и их конфликты с местным населением в конце XVI — первой половине XVII века, во многом приведшие к еврейским погромам во время казацких войн (восстания Богдана Хмельницкого); сами казацкие войны с погромами и реакция на них в четырех традициях (еврейской, польской, украинской, русской); далее, коротенечко, феномен хасидизма («Необразованные сельские лавочники, корчмари, разносчики товаров, ремесленники могли приобщиться к религиозной жизни лишь в синагогах, где господствовала недоступная для них ученость, а между тем нищенский быт, наполненный борьбой за существование в недоброжелательном окружении, нуждался в эмоциональной, понятной простому человеку вере») и — новая волна погромов в XVIII веке в исполнении «черных парней» опришков и гайдамаков. Как и хмельнитчина, гайдаматчина полярным образом оценивается в разных традициях: еврейской (погромы, бандитизм), польской (мятеж, бандитизм), русско-украинской (национально-освободительное движение). Яковенко призывает к анализу событий sine ira et studio: историк должен пытаться «понять своих героев, беспристрастно выслушивая и убийцу, и его жертву».


Хазары как эвфемизм
Шнирельман В.А. Хазарский миф: идеология политического радикализма в России и ее истоки — М.; Иерусалим: Мосты культуры, Гешарим, 2012.

Археолог и этнограф Виктор Шнирельман, специалист по первобытному обществу, в последние годы занимается преимущественно проблемами исторической памяти и идеологемами современного национализма (а также расизма и ксенофобии) в странах б. СССР. Данная книга, надо полагать, является слегка дополненным и апгрейженным вариантом англоязычной книги The Myth of the Khazars and Intellectual Antisemitism in Russia, 1970s–1990s, выпущенной в 2002 году в Иерусалиме Международным центром по изучению антисемитизма имени Видала Сасуна. К хазарологии как таковой она, понятно, отношения не имеет, а посвящена эвфемистичным (позволяющим избегать статьи за разжигание межнациональной розни) мифологемам о «жидо-хазарах», служащим важными кирпичиками на стройках «великой русской идеи» в постсоветский период. Как в любой книге о черных мифах и конспирологических теориях, в «Хазарском мифе» много занимательного, но при этом по сути все понятно уже из введения, а то и до него.

…южные степи изначально принадлежали славянам и что они были незаконно захвачены «хазарами-иудеями», установившими тяжелый фискальный гнет и получавшими большие барыши от продажи славян в рабство. Говорится, что они тормозили формирование Киевской Руси, а позднее силой навязали ей христианство, оправдывавшее угнетение русского народа. Тем самым хазары якобы подчинили себе русский народ и обрекли Русь на 1300 лет отсталости. Чтобы полностью уничтожить русскую культуру, они якобы организовали революцию 1917 г. и установили свою тайную диктатуру, используя Сталина как марионетку, тогда как истинным правителем был Лазарь Каганович, который, судя по фамилии, будто бы был прямым потомком хазарского кагана.


«Не хохол и не узбек, а наш советский человек»
Джеффри Хоскинг. Правители и жертвы: Русские в Советском Союзе / Пер. с англ. В. Артемова. М.: НЛО, 2012.

Еще одна книга про формирование «русской идеи», здесь — в тяжелых условиях советского интернационализма, и — чуть-чуть — про еврейский элемент в этом процессе. Евреи здесь упоминаются как, до некоторой степени, творцы революции и советской системы, занявшие место немцев в имперской администрации, — как немногочисленная группа, диспропорционально представленная в раннесоветских органах власти. Постепенное возрождение и рост антисемитизма запараллеливается с процессом утраты Союзом его подлинного интернационализма: «В самом начале, на первых этапах развития и становления, Советский Союз был русско-еврейским предприятием, и позднейшее исключение евреев из списка награжденных серьезно изменило его природу». А дальше советский антисемитизм перерастает в более выраженный постсоветский, в котором евреи становятся важным антигероем для титульного национализма: «Русские были склонны определять себя в противопоставлении “другим”, будь эти “другие” евреями, мусульманами или “Западом”».

Между честным прошлым и добрым именем
Историческая политика в XXI веке: Сб. ст. / Под ред. А. Миллера, М. Липмана. М.: Новое литературное обозрение, 2012.

И снова про поиски «удобного прошлого». Толстый сборник из двух десятков больших статей вводит в научный оборот понятие «историческая политика» — использование прошлого, коллективной памяти о прошлом в политических целях, в том числе попытки модификации этой памяти, — и рассматривает подобные практики на восточноевропейском материале последнего десятилетия. Без евреев, прочно запечатленных в памяти народов Восточной Европы (пусть и вытесненных на ее обочину), здесь не обошлось. Самая болезненная точка, конечно, Холокост. Одна из статей посвящена систематическому замалчиванию «так называемого Холокоста» в современной Молдове, другая — бурной историографической и публицистической дискуссии на тему трагедии в польском местечке Едвабне, все еврейские жители которого 10 июля 1941 года были сожжены заживо.


Убийство в Едвабне было предано забвению и, казалось, растворилось в море злодеяний, совершенных в ходе Второй мировой войны. Дело вновь стало предметом обсуждения благодаря польскому историку, живущему в США, профессору Принстонского университета Яну Томашу Гроссу, который в 2000 г. опубликовал небольшую книгу под названием «Соседи». <…> Публикация «Соседей» вызвала настоящую бурю. Ведь евреев из Едвабне, писал Гросс, убили не немцы, а их польские соседи. Убийцами были не какие-то там негодяи и подонки, а «самые обычные люди». <…> Книга вызвала дискуссию, в которой счет публицистическим откликам идет, наверное, на тысячи. В ее продолжение были написаны несколько книг <…> Поляризация, проявившаяся в ходе дискуссии десятилетней давности, продолжается. И сегодня одни считают, что признание темных страниц национального прошлого является проявлением социальной зрелости и вместе с тем моральным долгом, другие же убеждены, что основным требованием патриотизма является защита доброго имени народа.


Современная история до начала 1980-х
Говард М. Сакер. Современная еврейская история с XVIII в. до начала 1980-х годов. В 2 томах / Пер. с англ. Я. Синичкина, А. Членовой. М: Книжники; Текст; 2012.

Говард Сакер, профессор истории, ныне эмерит, Университета Дж. Вашингтона, сын основателя Брандейсского университета, специалист, в частности, по ближневосточному конфликту и в этом качестве — консультант Института зарубежной службы США (что при Госдепартаменте), написал в конце 1980-х годов пространный обзор еврейской истории Нового и Новейшего времени (а не «современной», конечно; вечная проблема с переводом слова modern). Это не новаторское исследование, это свод вполне традиционного знания, традиционно же акцентуированный (виктимность, западничество, просвещенчество, прогрессизм, антикоммунизм, сионизм), не обремененный ссылками на литературу и упоминанием научных дискуссий. Практически учебник, только слишком велеречивый. Главная концептуальная задача автора — «продемонстрировать взаимодействие между еврейскими и нееврейскими факторами», то есть изложить еврейскую историю не в изоляции, но в тесной связи с окружающей нееврейской; впрочем, как он сам же отмечает, эту «взаимосвязь подчеркивали практически все исследования последних десятилетий». Но при всей своей традиционности, облегченности и — местами — поверхностности книга Сакера нам нужна, ибо заполняет большой пробел в русскоязычной литературе по еврейской истории этих эпох: при наличии разделов в общих «Историях еврейского народа», во многом устаревшей «Новейшей истории» С.М. Дубнова, отдельных монографий по российскому еврейству или истории Израиля и перевода масштабной антологии документов под редакцией П. Мендес-Флора такой «всеобщей» истории еврейской, пардон, модерности на русском не было. А теперь вот есть.


Два разных московских детства
Архив еврейской истории. Том 7. М.: РОССПЭН, 2012.

Постатейное рецензирование научных сборников или журналов — занятие тоскливо-реферативное, мы ему предаваться не будем. Скажем лишь, что новый том сделан на традиционном для ежегодника высоком академическом уровне, стройно и аккуратно, и посвящен, как водится, российскому еврейству Новейшего времени. Том составили публикации мемуаров и документов и пять исследовательских статей. Герои тома — по большей части революционеры: создатель Боевой организации партии эсеров, эсер-террорист и двойной агент, бундовец и впоследствии деятель Коминтерна, меньшевик-эмигрант, сочувствующий сионизму. Есть также кадеты из I Государственной Думы и субботники из бывшего еврейского колхоза «Сталиндорф». Наиболее красноречивы, как положено, мемуары, и лучшие их фрагменты — про «детские годы». Вот что вспоминает о своем детстве в Москве 1870-х годов Роза Георгиевна Хишина-Винавер, супруга одного из основателей кадетской партии и лидеров еврейского либерального движения Максима Моисеевича Винавера:


Всю свою любовь они [родители] перенесли на меня и бесконечно меня баловали. Это баловство в связи с моим живым темпераментом и буйным воображением вскоре дало свои плоды: никому в доме от меня житья не было. <…> Раз как-то зашел к нам какой-то бедный родственник с длинной бородой. Мне сейчас же приходит в голову, что не дурно было бы из этой длинной бороды сплести косу. Не долго думая, влезаю этому бедняку на колени и давай плести. <…> Когда коса была готова и привела меня в восторг, старичок боялся ее расплести и все с ней гулял. <…>
Евреям в эпоху 70–80-х годов XIX столетия жилось в Москве привольно, и, живя в еврейском квартале, совершенно нельзя было представить, что находишься в самом сердце Великороссии. <…> Моя мать происходила из еврейской аристократической семьи. Она немного презрительно относилась к московским евреям, к их разночинству и всегда добавляла, что ее родичи на золоте едали. Да и воспитание она получила более тщательное, знала хорошо немецкий язык, любила декламировать Шиллера. Нас наша мать очень стесняла своим аристократизмом. Лишь немногих она считала достойными приблизиться к нам. Когда мы шли на бал, мы должны были обещать ей, что будем танцевать только с теми, которых она нам указывала.

А вот воспоминания ее старшего современника про московское детство в те же 1870-е:

Раннее зимнее утро. В столовой пред уныло пыхтящим самоваром и тускло мигающей сальной свечой, слабо освещающей холодную, пустую комнату, сидит отец в стареньком шлафроке, служившем ему много лет, весь погрузившись в толстый еврейский фолиант. <…> Низкая, грязная комнатка [хедер] наполнена дымом и угаром из рядом находящейся кухни, где шумно возятся грязные еврейки. Смешанный запах сырости, гнили, табаку и испарений десятка человеческих существ. За длинными белыми столами <…> уселись маленькие мученики науки, бледно-зеленые лица которых рассказывают печальную повесть бедного детского житья в большом городе.

Это мемуары Михаила Гоца, внука «чайного короля» Вольфа Высоцкого (который, впрочем, «мало склонен был употреблять свои большие средства» на нужды родственников). Гоц стал не кадетом, а эсером — одним из основателей партии и координатором ее террористической деятельности. И примечательно, как произошел в Гоце в его 15 лет поворот в сторону революции и террора:

Я был глубоко возмущен этим убийством [Александра II], ненавидел убийц, жалел покойного царя. <…> Я искреннейшим образом оплакивал убитого, с благоговением носил по нем траур и с горячей преданностью направился в синагогу присягать новому царю. <…> Окончательно отшатнулся я от нового царя из-за пролитой им крови, а, главное, крови женщины <…> казнь Софьи Перовской страшно потрясла меня и брата. Разом рухнула вся моя появившаяся симпатия к сыну убитого.