Все началось с того, что мне приснился сон. Мои проблемы вообще часто начинаются с того, что мне снится сон. На этот раз во сне я стоял посреди вокзала в каком-то странном городе. Вокруг клубились орды нетерпеливых пассажиров. Спешащих, дерганых. Они до смерти хотели купить у меня хотдог, они боялись пропустить поезд. Они выкрикивали свои заказы на странном языке, звучавшем жутковатой смесью немецкого с японским. Я отвечал на том же странном, выматывающем языке. Они хотели, чтобы я поторапливался, и я изо всех сил старался не сбиться с темпа. Моя рубашка была так заляпана горчицей, релишем и кислой капустой, что проступающая сквозь все это ткань выглядела, как белые пятна. Я пытался сосредоточиться на хотдогах, но не мог отрешиться от злобной толпы. Они глядели на меня алчными глазами хищников. Заказы на непонятном языке звучали все более угрожающе. У меня начали трястись руки. Капли соленого пота падали с моего лба на тостые горячие сосиски. И тут я проснулся.

Впервые этот сон приснился мне пять лет назад. Весь покрытый потом, я выбрался из постели и успокоил себя стаканом ледяного чая и эпизодом The Wire. НМне, конечно, и раньше снились кошмары, но когда этот конкретный сон собрался расположиться в моем бессознательном, как у себя дома, я понял, что передо мной проблема, которая не решается даже прекрасным сочетанием ледяного чая и Джимми МакНалти.

Узи, известный поклонник снов и хот-догов, сразу понял, что к чему. «Ты — второе поколение, — сказал он. —

Добавь сюда постоянную нестабильность нашего существования на Ближнем Востоке и тот факт, что ты теперь молодой отец. Перемешай все это хорошенько – и что получится? Сон, в котором присутствуют все твои страхи: страх быть сорванным со своего места, страх оказаться заброшенным в странную, чуждую среду, страх, что тебя заставят заниматься непонятным и неподходящим тебе делом. Все тут».

«Вполне разумно, — сказал я Узи, — но что я должен сделать, чтобы кошмар точно не повторился, — сходить к психологу?»

«Это не поможет, — сказал он. — Что психотерапевт тебе скажет? Что твоих родителей на самом деле не преследовали нацисты? Что ситуация, при которой Израиль будет уничтожен, а ты превратишься в беженца, никогда не возникнет? Что даже при твоей хреновой координации ты способен справиться с торговлей хотдогами?

Все так делают. Я как раз прочитал в газете, что зарубежные счета, иностранные гражданства и полноприводные автомобили – главные тренды этого лета».

«Думаешь, сработает?» — спросил я. «Стопудово, — пообещал Узи. — И во сне, и в реальности: не то чтобы это могло спасти тебя от превращения в беженца или вроде того, но, по крайней мере, ты будешь беженцем с пачкой бабла. Таким, который если и окажется торговцем сосисками на вокзале в ЯпоГермании, сможет за это бабло нанять еще более невезучего беженца, чтобы он стоял у тележки и набивал булочки квашенной капустой».

Идея наживаться на беженцах мне сперва не понравилась, но после еще парочки ночных визитов к тележке с сосисками я решил, что пора. Мне удалось найти в интернете симпатичный сайт одного австралийского банка: в их рекламном ролике фигурировала не только потрясающая природа, но и улыбающаяся девушка-клерк, похожая на ласковую сестру Джулии Робертс. Она убедила меня вложить деньги в их банк.

Узи зарубил эту идею на корню. «Через десять лет никакой Австралии не будет вообще. Если их не добьет озоновая дыра, то захватят китайцы. Стопудово. Мой двоюродный брат работает в Моссаде, в Тихоокеанском подразделении. Выбирай Европу. Что угодно, кроме России и Швейцарии».

«А там что не так?»

«Российская экономика нестабильна, — объяснил Узи, откусывая большой кусок фалафеля. — А Швайц… Чо-то не знаю. Не люблю я их. Они какие-то холодные, понимаешь, да?»

В конце концов я отыскал симпатичный банк на Нормандских островах. Честно говоря, пока я не занялся поисками банка, я даже не знал, что посреди Ла-Манша есть острова. Соответственно, вполне возможно, что даже если мировая война будет развиваться по самому худшему сценарию, плохие люди, которые захватят мир, тоже не поймут, что там есть острова, и во время глобальной оккупации мой банк останется свободным. Парня, который работал в этом банке и согласился взять мои деньги, звали Джеффри, но он настоял на том, чтобы я называл его Джефф. Через год его заменили на кого-то по имени Джон или Джо, а потом появился очень приятный парень по имени Джек. Все они были милыми и вежливыми, и когда они говорили о моих акциях и облигациях и об их безопасном будущем, они обязательно использовали правильные формы настоящего перфектного времени, что нам с Узи никогда не удавалось. Это окончательно меня успокаивало.

Ближневосточные склоки вокруг нас становились все более ожесточенными. Хезболла бил по Хайфе ракетами “Град”, а боеголовки Хамаса крушили здания в Ашдоде. Но, несмотря на оглушающие взрывы, я спал, как младенец. Конечно, мне снились сны, но теперь это были пасторальные сцены в интерьерах окруженного водой банка, куда меня в компании Джеффри или Джона или Джека доставляла гондоле. Виды из гондолы открывались потрясяющие, а летучие рыбы плыли рядом с нами и пели мне человеческими голосами, немножко напоминающими голос Селин Дион, о красоте и величии моего инвестиционного портфеля, прирастающего с каждым днем. Если верить экселевскими таблицам Узи, я достиг состояния, когда можно завести две сосисочных тележки или, при желании, один крытый киоск.

Когда рынок рухнул, я позвонил Джейсону, заменившму предыдущуго Дж, и спросил, должен ли я, на его взгляд, начать продавать активы. Он сказал, что лучше бы мне подождать. Я не помню его точных слов, - но и он, как все Дж до него, воспользовался очень правильной формой настоящего перфектного времени. Через две недели мои вклады потеряли тридцать процентов от своей стоимости. Во сне банк выглядел по-прежнему, но гондола начала протекать и летучие рыбы, теперь совершенно не казавшиеся дружелюбными, стали обращаться ко мне на уже знакомом японемецком диалекте. Даже если бы я хотел задобрить их хорошим хотдогом, мне бы это не удалось. Экселевские таблицы Узи однозначно демонстрировали, что у меня не осталось денег на тележку. Я продолжал звонить в банк. При нашей первой беседе на этом новом этапе Джейсон был полон оптимизма. Затем он начал звучать раздраженно, а с какого-то момента и вовсе безразлично. Когда я спросил, занимается ли он моим портфелем и пытается ли спасти то, что в нем осталось, он объяснил мне политику банка: проактивное управление начинается, когда размер вклада превышает миллион долларов. Я понял, что нам больше не доведется вместе прокатиться в гондоле.

«Смотри на вещи позитивно, — предложил Узи и показал мне фотографию дружелюбного человека в финансовом приложении какой-то газеты. – По крайней мере твои сбережения не лежали у Мэдоффа». По словам Узи, этого человека кризис совершенно не задел: он просадил все свои деньги, делая ставки не то на индийскую пшеницу, не то на ангольское оружие, не то на китайские вакцины. До этого я никогда не слышал о Мэдоффе, но теперь мне все известно про Берни и Рут. Задним числом следует сказать, что, за исключением истории с грабежом, у нас много общего: мы - два беспокойных еврея, два любителя сочинять истории, которые на протяжении многих лет плавали в гондоле с пробитым дном. Не приснилось ли и ему однажды, много лет назад, что он торгует сосисками на вокзале? Может быть, и у него был настоящий друг вроде Узи, никогда не перестающий давать советы?

Ведущий новостного канала только что сообщил о чрезвычайной ситуации в центре страны. Некоторые трассы перекрыты. Ходят слухи, что был похищен солдат. По дороге домой я покупаю пачку памперсов для Льва и останавливаюсь у видеомагазина, чтобы прихватить несколько серий The Wire. Просто на всякий случай.

Книга «Семь тучных лет»: от автора.
1. Защитник нации
2. Внезапно все то же
3. Выше плинтуса
4. Усы для сына
5. По воздуху